almapater

«Я не считал бы василиска только аллегорией», — возразил Деламарс, внимательно глядя Казимиру в глаза, а когда тот спросил, не видел ли он когда-нибудь василиска, кашлянул и со вздохом ответил, что нет, и слава богу, что нет, потому что дар видеть эту тварь дан только виленчанам и, видно, нужно родиться в этом городе, чтобы выдержать его взгляд, так что всем остальным лучше носить с собой по зеркальцу — на всякий случай.
...«Наверное знаю, что это значит, признаться самому себе — это словно посмотреть в глаза василиску»...
Kristina Sabaliauskaitė. Silva Rerum. Vilnius: baltos lankos, 2008. P. 121, 284.

  Обнаружил любезно оставленный автором еще в июле для меня грешного на месте доблестной службы в старой Alma Mater оттиск капитальной рецензионной статьи Реды Гришкайте: Reda Griškaitė. Ivanas Loboika istorijoje ir istoriografijoje. Lietuvos istorijos metraštis. 2009 metai, 1. Vilnius: Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2010. ISSN 0202-3342. P. 89-126. Просто рецензией на "Вильна 1823-1824: перекрестки памяти" не назовешь, хотя и в связи и по поводу книжки написана. Солидная работа, с наслаждением и восхищением читал, вот как надо, думал и устыжался известной мне самому лучше всех склонности своей к постмодернистскому подхалтуриванию, подумаешь, мол, то не проверил по недоступности, это не посмотрел по недостатку времени. Практически, как и следует из названия, оценка места Ивана Лобойки в литовской, польской и русской историографии, в каковой контекст вписывается издание А. И. Федуты. Есть замечания по неточностям (например, в указателе к филоматам причислены филареты Абрамович, Завадский, Маковецкий и другие) и некорректностям разного порядка, между прочим и по части точности и корректности подачи источников: неясно, каков же именно источник перевода текста Иоахима Лелевеля "Новосильцов в Вильне", не оговаривается внешность рукописи Ивана Лобойки, ее датировка, отсутствует комментарий языка и вообще принципы публикации. Финал статьи особенно вставляет, в переводе:
Итак, книга, благодаря которой и мы, исследователи истории Литвы XIX в., сможем еще раз, еще глубже взглянуть на историю Вильнюсского университета, в конце концов - на историю Вильнюса и даже Литвы. Только есть ли у нас такое право?.. Ведь, если руководствоваться логикой и терминологией А. Федуты, тогдашний Вильнюс, как и вся Виленская губерния - это территория, населенная только предками нынешних белорусов - "литинами" (И. Лелевель, Новосильцев в Вильне, с. 25, коммент. 16; с. 26, коммент. 17). Коллега белорусского историка А. Рейтблат не замечает и их - Вильнюсский университет для него прямо "польский" университет, а его профессура - "польские ученые", представляющие "польскую культуру" и не где-нибудь в другом месте, но здесь, в Вильнюсе, "в Польше" (А. Рейтблат, Иван Лобойко: случай примирителя, с. 76). Такое же понимание (имею в виду статью А. Рейтблата), а значит и терминология, господствует и в писавшемся в 6-м десятилетии XIX в. произведении И. Лобойко. Такова историческая и... историографическая реальность. (с. 126).

Йозеф Франк (с чужих слов, как можно понять) вспоминал, как в гостях у Тизенгаузов Александр, при чае ухаживая за панями, спросил у панны Тизенгаузувны, мол, много ли ей сливок, на что та ответила: «По-английски, Государь». «Не лучше ли по-польски?» – спросил император. И пошел слух о том, что есть у государя мысль восстановить Польшу.

На досуге не мешало бы пробороздить виленскую криминальную хронику за 1919-1920 гг. на предмет попытки ограбления деятеля АРА: уж больно реалистичен "Американец" Саши Черного, а комментария, кажется, как не было, так нет. "Местный адвокат" там, похоже, тот же, что и в "Оазисе" ("Матвей Степаныч, адвокат, / Владелец хутора под Вильно"). Не пойму, чем, но питаю подозрения, что это Байрашевский. Как же отчество его в натуре было? - Не дает ответа.

Под это дело легенда русской журналистики Нина М. показала дом, в люкарнах коего (сильно огрубленное виленское необарокко) какой-то пылкий патриот еще до первой войны (флюгер там с цифрами "1912") установил три бюста - Костюшко, Мицкевич и Монюшко. Два последних - реплики бюстов из Св. Иоаннов. Рядом смирно вел себя пес, который садился по просьбы сесть красиво, сформулированные по-польски, а лапу давал на "Labas!"

Давным-давно когда-то, в прошлом еще веке, Доналдас С. говорил, что есть, мол, в Вильнюсе одна самая-самая узкая улица, где можно, раскинув руки, упереться в стены. Но где, толком прояснить не мог. Официально-то Скапо. Нынче, послушав, как Дмитрий Т. собирается ставить сцены из "Рука Всевышнего Отечество спасла" (отчего-то так и хочется "Рука Отечества..."), при бдительном цензурировании политкорректного Валентина Е., вымарывающего "безмозглых ляхов", проходил как раз по Троцкой мимо улицы-кандидата. Нет, не тянет. Явно уже Скапо, но не только у меня грешного длины рук немножко, кажется, не хватит.     

Ю. И. Крашевский в повести «Последняя из рода Слуцких», живописуя Вильну образца 1599 года, среди прочего, отмечает:

Ремесленники вывешивали, вместо вывески, орудия своего ремесла, или самые изделия: портной – ножницы, сапожник – сапоги, столяр – маленький гробик, и т. п. Шинки и выставленные елки встречались в городе чаще всего: почти через каждые два дома красовалась зеленая ветвь.

Цит. по А. А. Виноградов. Путеводитель по городу Вильне и его окрестностям. Со многими рисунками и новейшим планом, составленным по Высочайше конфирмованному. В 2-х частях. Вильна: Типография Штаба Виленского военнаго округа, 1908. С. 23.