almapater

Пришла эсэмэска от К. Бальмонта с напоминанием о завтрашнем открытии памятника ему. Не сомневаюсь, впрочем, что послал ее Фонд Балтрушайтиса в лице Нины М., на фото первая справа; вторая справа модель памятника по состоянию на прошлый весенне-летний сезон, а третья - внучка Бальмонта Марианна Бруни, а четвертая - Татьяна Я., а пятая - Наталья В. ... но так до Бальмонта и не дойдет, с ним всегда так, как о нем писать, так приходится постоянно отвлекаться на барышень и дам, Кристина С. до сих пор вспоминает защиту своей диссертации, на которой хватило мне грешному нахальства отметить слабую проработанность этого вопроса, которому, вероятно, надлежит отвести особую главу либо отдельную работу. Да, Бальмонт. Как же, еще Философов в "За Свободу!" в апреле 1927 года, когда Бальмонт отправился в Польшу, писал: И вот теперь на склоне лет, на чужбине, в состоянии тяжкаго томления духа и напряженной борьбы, увы, не только с чужими, но и со своими, я, перелистывая страницы воспоминаний, ясно вижу как дорог мне Бальмонт, как дорог должен он быть нам русским. Он выпрямляет нас, напоминает нам о вечном солнце. Тогда Бальмонт во второй раз приехал в Вильно (первый раз в 1914 году с лекцией "Поэзия как волшебство") и выступал в Польском театре на Погулянке. Сергей Поволоцкий (та еще судьба: застигнутый войной в Варшаве, пробрался с трудом обратно в Вильно, где и был благополучно арестован советами за незаконный переход границы, Воркута, театральная труппа таких же бедолаг заключенных, Союз польских патриотов, "репатриация" в Народную Польшу) вспоминал, как сперва было на поэта столбняк напал, а потом он вдруг с необычайной скоростью, горячо и громко заговорил на каком-то непонятном языке. Теперь уж ошеломленной публике пришла очередь впасть в ступор, из коего она невдолге вышла, недоумевая, переглядываясь и улыбаясь. А он все говорил и говорил, едва-едва притормозил дух перевести, и тут-то профессор Мариан Здзеховский сумел вклиниться и сказать, что, мол, наш почтенный гость, прекрасно владея польским языком, выразил желание говорить на нем, но мы не будем утруждать дорогого гостя и попросим говорить на языке Лермонтова и Пушкина, который все мы прекрасно понимаем. А в следующем году началась знаменитая литовская эпопея Бальмонта, со стихами
Сувалки, Гродно, Вильна, Ковно -
Суть Настоящая Литва.
Кто это помнит хладнокровно,
В том воля творчества жива,
уймой переводов его на литовский и им литовских поэтов, приездом в 1930 году в Ковно, какой-то дивной (серебряной, должно быть) ложечкой, посланной ему, кажется, Людасом Гирой и застрявшей на бордосской таможне, но благополучно выцарапанной, и поздними неприятными сведениями счетов за сборник "Северное сияние".